Болонев Ф.Ф. Старообрядцы Забайкалья в ХVIII-XX вв

от | Апр 21, 2018 | Книги, Семейские | Нет комментариев

СОХРАНЕНИЕ РУССКОЙ НАРОДНО-БЫТОВОЙ КУЛЬТУРЫ
В СТАРООБРЯДЧЕСКИХ ОБЩИНАХ СИБИРИ

Старообрядцы Сибири не обойдены вниманием исследователей Литература о них огромна и весьма противоречива. Эта противоречивость мнений и оценок характерна как для русских дореволюционных исследователей, так присуща и работам советских историков и религиеведов. Жизнь староверческих общин на фоне общерусского развития — явление очень сложное; к ней с общей меркой не всегда подойдешь, а подойдешь — не всегда разберешься. Именно само это религиозно-общественное явление было не настолько простым, чтобы его можно было оценивать однозначно.

Староверы в дореволюционной Сибири составляли значительную часть русского крестьянства этого огромного региона. Общая численность старообрядцев Сибири по переписи 1897 года составляла около 250 тыс. человек, в 1928 году их осталось примерно около 80 тыс., а с 1929 по 1975 гг. численность верующих староверов сократилась в 16 раз1.

В Западной Сибири и на Алтае в конце XIX в. их проживало 170—180 тысяч, а в Забайкалье более 40 тысяч приверженцев древнего благочестия2.

Их руками поднята вековечная целина многих окраин России на ее юго-восточных границах, их руками и умом сделаны существенные приобретения новых земель на юге Алтая (Бухтарма). Разработаны горно-таежные районы Забайкалья, где земледелие этих крестьян-староверов стало образцом для другого населения, проживающего там, в том числе и для аборигенов края — бурят, а места эти стали считаться житницами Сибири.

Из сибирских старообрядцев наиболее изучены семейские, поляки — этнографическая группа русских староверов, выведенных из Польши, и бухтарминские старообрядцы, названные каменщиками, укрывшиеся за Камнем, т. е. в горах и долине Бухтармы, в последние годы активно изучает староверов Томской области П. Е. Бардина.

Остальные группы староверов освещены в историко-этнографической литературе очень слабо, в современной историографии почти нет работ о староверах, проживающих в Новосибирской, Омской областях и Красноярском крае…

Известно, что старообрядцы в силу их религиозных убеждений, этнической обособленности и преданности старине сохранили много специфического древнерусского в своем быту, в своем мировоззрении, в своей культуре. Поэтому особо важно изучение отдельных групп старообрядческого населения, в каких бы местах они не оказались, как хранителей русской традиционной культуры.

Важно это и потому, что под напором научно-технической революции многие компоненты такой культуры стремительно исчезают. НТР нивелирует культуру народов и этнографических групп, сводит на нет их своеобразие, их этническую специфику. Вот почему важно успеть зафиксировать то, что еще бытует в их жизни в их хозяйственном быту, традиционно-бытовых устоях и религиозно-правовых нормах и правилах.

Учитывая все это, мы попытаемся осветить некоторые особенности народно-бытовой культуры старообрядцев Алтая (поляков) и семейских Забайкалья.

Эти две группы русского населения Сибири, потомки стародубских и вятковских старообрядцев, выведенных из Черниговской и Могилевской губерний, Винницы и Прибужья и поселенных в названных местах в 1765—1767 гг., мало подверглись постороннему влиянию в области быта, семейного уклада, нравов, сохраняли в течение веков старорусские особенности традиций, обрядов и обычаев, старинной одежды, жилища и его убранства, пищи, говора. Они образовали колоритные этнографические группы, строго и долго соблюдали свои общинные устои. Словом, они сохраняли многие элементы культуры Московской допетровской Руси, составляя своеобразные островки среди русского населения Сибири. Но и в далекой Сибири они находились под постоянным надзором властей и подвергались различным гонениям. Несмотря на карательные меры царского правительства, официальной церкви и увещевания миссионеров, склонявших их в лоно русской православной официальной церкви, они продолжали жить по завету, оставленному предками — первыми ревнителями древнего благочестия: “Что старо, то свято; что старее, то правее; что исстари ведется, то не минется; ветхое лучше есть”, боролись против всякой новизны, вторгающейся в древние устои русского народа.

Известно, что народная культура — явление чрезвычайно устойчивое, многие ее элементы и традиции отмирают постепенно. Такие традиции в советской науке получили название “этнические “. Они “складываются в определенные исторические эпохи  связи с социально-экономическими и естественно-географически условиями жизни каждого народа, но после своего возникновения они приобретают значительную устойчивость и долго сохраняют даже тогда, когда условия жизни народа успевают сильно измениться”3. Но на Руси уже в предпетровскую эпоху этот процент отмирания был ускорен в связи с расколом русской православной церкви на два непримиримых течения: на господствующую церковь принявшую нововведения патриарха Никона, и на гонимую часть верующих, старообрядческую. Русских староверов весьма точно можно охарактеризовать словами Фридриха Энгельса, относящимися к жителям старых швейцарских кантонов: “Предметом величайшей гордости этих дюжих жителей старых швейцарских кантонов с давних пор было то, что они никогда не отступали ни на шаг от обычаев своих предков, что в потоке столетий они сохраняли в неприкосновенности простые, целомудренные, суровые и добродетельные нравы своих отцов”4.

Подобным “предметом гордости” обладали и русские староверы причем ни в чем не уступая швейцарским кантонистам, а, возможно, в чем-то и превзошли их: эти замечательно дюжие русские люди прошли через дыбы, плахи, виселицы, массовые самосожжения, через тюрьмы и выгонки для того, чтобы сохранить преданность своей идее, своей вере, своей национальной культуре.

Что же означала эта преданность старине? Ради которой они лишались всего, иногда даже отечества. Только ли религиозный фанатизм, невежество и упрямство какой-то части русских людей лежат в основе этого в общем-то примечательного и противоречивого явления? Советские историки в религиозном расколе видят форму антифеодального протеста в истории России (В. Г. Карцов и Н. Н. Покровский).

В дореволюционное время многие авторы, не являясь сторонниками раскола, давали высокую оценку “земледельческому таланту”, трудолюбию и общеполезности староверов. Так, В. Паршин в книге “Поездка в Забайкальский край” писал: “Верхнеудинский округ считается одним из хлебородных в Иркутской губернии. Он питает окрестные места и нередко помогает Иркутску. Разгадка простая: Верхнеудинский округ населяют большей частью старообрядцы, народ трудолюбивый и трезвый. Нигде по Забайкалью вы не встретите такого цветущего здоровья и довольства, как в селениях старообрядцев. Они не терпят табаку и не пристрастны к вину. Держась по невежеству и упрямству своих старых обычаев, они честнее и трудолюбивее наших православных крестьян, прекрасные хозяева и лучшие земледельцы”5.

Примечательную характеристику староверам Забайкалья дал французский ученый Поль Лаббе в книге “У лам Сибири”.

В 1902 г. он посетил Забайкалье и назвал русского крестьянина “главным представителем цивилизации в Сибири”. А о старообрядцах он написал: “Упорство семейских дало чудесный результат, они преодолели все препятствия. Их поля, покрытые хлебами, их удобные дома вызывают в течение целого столетия восхищение всех путешественников… Они держат в порядке свои жилища, имеют просторные и проветриваемые комнаты; на стенках висят старинные образы и часто — чудесные иконы. Почти над всеми дворами домов виден деревянный скульптурный орнамент, иногда художественный.., свидетельствующий об изобретательности в оформлении. Нравы этих крестьян часто ставились в пример эмигрантам, которые за последние 30 лет прибыли в таком большом числе из Европы в Азию. С юных лет они умеют читать и писать, ни ревниво сохраняют свои старинные обычаи и еще сегодня можно собрать у них обильную жатву старинных песен и замечательных легенд…”6.

Но в наших исторических, религиоведческих трудах до сих пор нередко встретишь и противоположное этому представление о староверах.

Попробуем во всем этом разобраться. Откуда что проистекает?

Староверие — явление очень сложное. Его основные два ствола — поповщина и беспоповщина — имеют весьма разветвленную крону. Десятки толков, согласий ответвились от них. Каждый со своими идеологическими установками и стереотипом поведения. Поэтому, естественно, о старообрядчестве и старообрядцах не может быть однозначного мнения даже у исследователей. Но основная роль ученых — освещать истинное положение вещей, искать истину, а не искажать ее.

Консерватизм и патриархальщина и самоизоляция староверов были вызваны не одними отсталостью и невежеством, которые насаждались, поддерживались столпами общества как в самих старообрядческих общинах, так и официальными мерами царской и церковной администрации. Особой замкнутости староверческих общин в России не могло быть, исключая небольшие группы последователей некоторых толков. Староверы вступали в контакты и заводили тесные хозяйственные, бытовые и даже семейные связи с коренным населением тех мест, где они вынуждены были обрести пристанище. Это наблюдалось в Карелии, на Урале, в Западной Сибири и Забайкалье. В конце XIX века, как уже было отмечено ранее, 375 бурят по официальной переписи состояли в старообрядчестве7.

Общеизвестно, что быт — самый консервативный элемент в жизни любого народа или этнографической группы. Старообрядцы были приверженцами многих древних русских народных культурно-бытовых явлений, характерных для допетровской Руси. о сохраняли старую веру, обряды и обычаи, традиционное мировоззрение, крутые нравы, завещанную предками одежду, песни предания, которые по их понятиям были исконно национальными. Они считали, что вся сумма материальных, культурных и духовных ценностей, сохраняемая ими, лучшим образом отражает их национальную специфику, самобытность и их национальное самосознание, и все это в совокупности является зеркальным отражение духа народного.

Но быт людей является продуктом соответствующего экономического состояния общества, а с изменением социально-экономических условий изменяется и быт. Это не миновало и сторонников древнего благочестия. Жизнь в староверческом обществе развивалась, не минуя общественные законы. А. И. Клибанов и другие ученые доказали, что там, где были сильны старообрядческие центры, тем быстрее росли торгово-промышленные предприятия и развивался капитализм. Жизнь старообрядческих общин в Забайкалье свидетельствовала отнюдь не об отсталом их существовании. Вспомним описание с. Тарбагатай у декабристов и у Н. А. Некрасова в поэме “Дедушка”.

Возникает вопрос. Что же означал их призыв или завет: жить как наши предки жили. Это положение обычно оценивают как лозунг защиты старины. Но какой старины? Отсталой, забитой, темной, дикой, обреченной или вольной, обеспеченной, свободной от помещичьего ига. Защищать старину — это не значит отстаивать все старое, косное, отжившее. А в понимании крестьянина второй половины XVII—XVIII веков этот лозунг означал возможный возврат утраченной личной свободы и возвращение им былой земельной собственности и воли. “Отсюда, — считает академик Л. В. Черепнин, — апелляция к “старине” как естественным состоянию и положению крестьянства, нарушенным и нарушаемым светскими и духовными феодалами”. К тому же “старина”, в защиту и под знаменем которой выступали крестьяне-староверы, в ее социально-экономическом значении и являлась “земным ядром” религиозных построений старообрядчества”8. Этот же автор высказывает и вторую правильную мысль. Он считает: “Не приверженность в букве и догматизму, как нередко характеризуется старообрядчество, а психологические и идеологические начала народного сознания и культуры — вот что отстаивали старообрядцы в своей борьбе с “никонианами” — церковными носителями и апологетами крепостничества”9. Такая старина была двигателем вперед, а не назад. К сожалению, не все, пишущие о старообрядцах, доросли до такого понимания и такой оценки староверия.

Повторяем, что народно-бытовая культура старообрядцев — очень сложный феномен народного самосознания, который нельзя оценивать однозначно. С одной стороны это протест против засилья крепостников и их апологетов и упорство в сохранении своего лица, тех общественных и общинно-бытовых отношений, которые существовали до утверждения крепостной неволи. У староверов Сибири были крепкие нравы. Не допускались добрачные вольности молодежи. Почитание старших было одним из основных заветов в староверческой среде, всякое отступление от этих правил и норм поведения осуждалось и преследовалось самым энергичным образом и не только церковным проклятием или преданием анафеме, но и мерами всеобщего осуждения.

К народно-бытовым особенностям культуры староверов Сибири отнесем их приверженность к особого рода одежде, чем они выделялись на общем фоне русского сибирского старожильческого населения; старинную одежду старушки сохранили до настоящего времени. Мужская одежда почти не сохранилась.

Староверы Сибири сохранили и многие памятники народной культуры и древнерусской письменности. Археографы, фольклористы этнографы собрали у них замечательные материалы: древние книги и рукописи, предметы быта и обихода, образцы старинной одежды, найдены уникальные иконы. Эти предметы старообрядческой культуры существенно пополнили книгохранилища и музеи страны, обогатив науку и культуру. Словом, преданность староверов старине, их консерватизм (религиозный и бытовой) сыграли ныне положительную роль.

Но нельзя утверждать, что старообрядчество являлось чуть ли не единственным хранителем культурных ценностей русского народа. Староверы — это только отдельная часть всего народа, сохраняющая отдельные корни общенародной культуры.

Не все было столь прекрасно в старообрядческих общинах Сибири. В среду староверов не допускалась светская грамота, обучение детей велось только на старославянском языке; не признавалась там и научная медицина.10

В советское время многочисленные преобразования не могли не пошатнуть отдельные стороны народной культуры староверов. Насильственные меры коллективизации, раскулачивание, при которых пострадали не только кулаки, а наиболее крепкие работящие крестьяне, тоже отрицательно сказались на положении старообрядцев. Население большинства сел уменьшилось почти в два раза. Традиционное трудолюбие еще сохраняется. Но в период брежневщины пала дисциплина, усилилось пьянство, которого прежде почти не бывало. Несмотря на это, колхозы, где преобладает старообрядческое население, не убыточны.

Динамику изменения численности населения в семейских селах сказывает нижеприведенная таблица.

 

Села На начало

1919 года11

 На 1 января

1966 года

 На начало

1988 гол»
количество Количество количество
дворов жителей дворов жителей дворов жителе;
1. Тарбагатай 539 3391 835 2945 1444 4638
2. Б. Куналей 860 4808 561 2358 525 1476
3. Надеино 290 1606 188 783 173 450
4. Куйтун 768 4572 352 1410 366 1047
5. Десятниково 396 2096 305 1060 300 764
6. Бурнашево 183 1068 103 417 98 268
7. Щаралдай 470 3100 409 1798 — —
8. Бичура 1113 ок. 7000 2739 10704 3538 11343
9. Хонхолой 696 4287 541 2236 597 1711
10. Мухоршибирь 360 2409 1034 4027 1941 6106
11. Никольское 640 4200 446 1837 507 1482
12. Новый Заган 342 2350 638 2643 637 2139
13. Гашей 104 577 184 738 195 620
14. Калиновка12 — — 178 855 173 518
Всего: 6761 41464 8335 32957

Данные таблицы говорят об уменьшении количества населения в большинстве семейских сел. Изменилось население и по роду занятий. В Тарбагатае из 835 хозяйств 201 хозяйство колхозников и 634 хозяйства рабочих и служащих13.

Следовательно, в селе подавляющее большинство населения составляют рабочие и служащие. В нем только за 50 лет Советской власти выросли около 10 небольших предприятий легкой и пищевой промышленности. С другой стороны, видно, что количество хозяйств увеличилось, но в целом население уменьшилось. Следовательно, старые большие семьи старообрядцев, состоящие из нескольких поколений, уже отжили свой век, они стали небольшими, состоят в основном из 3—5 человек. В Большом Куналее население уменьшилось более чем наполовину, в Куйтуне более чем на 2/3, а количество дворов более, чем в два раза и т. д.

Уменьшение численности населения в семейских селах обусловлено рядом причин:

1. Из-за недостатка земель в некоторых селах в двадцатые—тридцатые годы много семейств переехало на менее занятые земли, где выходцами из этих деревень были основаны новые поселки.

2. Немало семейских, по различным причинам порвав с крестьянством, пополнили население растущих городов. По сути дела пригороды Улан-Удэ, особенно поселки Октябрьского района (3ау да) заселены в значительном числе семейскими.

Увеличение численности населения наблюдается в районных центрах — Мухоршибири и Бичуре.

Население в этих селах увеличивается не только за счет приезда новых лиц, но прежде всего за счет высокого естественного прироста. Особенно “урожайным” для Бичуры был 1958 год. В этот год родилось 528 детей, умерло 90 человек, значит население Бичуры только за счет естественного прироста за 1 год возросло на 438 человек. В 1966 году там же родилось 200 детей, умерло 73 человека. Прирост составил 127 человек. Растет население в результате приезда специалистов сельского хозяйства и разных промышленных предприятий, организаций, школ, медицинских и других учреждений.

Так в Бичуре 2 колхоза, 44 промышленных организации, среди них такие крупные, как сахарный завод, Хилокский леспромхоз, СМУ-4, ДЭУ, промкомбинат, комхоз и др.14

3. Одной из основных причин уменьшения численности населения сел было раскулачивание. Это была запретная тема для историков. Писать об этом чудовищном отчуждении крестьян от земли не разрешали. Но наряду с кулаками, которые до революции в России составляли примерно 15%, а в семейских селах их было не более 5—8 проц. Сталинскими репрессиями из семейских сел было выселено крестьян в 2—3 раза больше, чем было в них кулаков. К сожалению, мне пока точные цифры репрессированных в семейских селах неизвестны. Хотя выселяли не только кулаков, но и многих безвинных тружеников.

Репрессии, ссылка, ничем не оправданная расправа с истинными тружениками калечили общество, размывали веками выработанные устои, унижали людей, сокрушали их честь и достоинство. Приведу ряд примеров из жизни репрессированных семей; большинство этих лиц я знал лично, о других же получил сведения от их близких и родных.

Помню землячку Екатерину Филипповну Назарову, статную красивую женщину лет 38—40. Ее муж Агафон Назаров оказался в ссылке за то, что был отменный работник, но верующий. Бедная женщина с двумя детьми Савушкой и Васей осталась без своего угла. Их приютили у себя близкие родственники, отведя им для жилья горницу в своей пятистенке. Дети с 8—10 лет работали в колхозе на разных работах (боронили, седочили, возили копны, гребли сено, копали картошку, пропалывали поля, поливали огороды). Сама же Екатерина ходила как помешанная; постоянная скорбь, тоска, какое-то чувство вины тяжелым камнем лежали на ее душе, она почти постоянно твердила одно и то же: “Что же я наделала, что я наработала?!”.

Когда ее муж вернулся из ссылки, ее лечили, какой-то народный лекарь неожиданным психологическим приемом стряхнул с нее этот тяжкий груз. Она пришла в себя. Потом семья уехала Улан-Удэ. Да, большинство репрессированных крестьян не вернулись в родные места, им не разрешали жить у родных очагов могил. Чем это было вызвано — мне неизвестно. Возможно, местные власти не хотели видеть невинно репрессированных перед глазам.

На берегу Байкала в с. Гремячинском пришлось начинать новую жизнь семье надеинского крестьянина, вернувшегося после 17 летней ссылки из Красноярского края. Этот бедняк попал в ссылку из-за того, что взял на хранение книги раскулаченного грамотном крестьянина. Кто-то донес. И бедняк из бедняков рано оставшийся без родителей, Григорий женился в 16-летнем возрасте на 17-летней Меланье Васильевой, на одной из 5 сестер, живущих без отца, деда Гаврилы Карповича Кожевникова, крестьянина села Куйтун. И вот этого крестьянина причисляют к кулакам и отрывают от семьи, в которой уже было шестеро детей, и ссылают туда, где Макар телят не пас. Но ссылка мужа не сломила семью, хотя Меланье Ерофеевне одной пришлось взвалить непосильный груз на свои плечи, и пережить ужасные годы войны и послевоенный период.

Да разве об этом расскажешь,
В какие ты годы жила?
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла.

“Воля и труд человека” снова пришли им на помощь. Григорий Трефильевич с тремя сыновьями и с дочерьми построил себе и детям своим несколько домов на берегу озера Дикого у Байкала, расчистив, раскорчевав и отвоевав у тайги нужные участки земли. Скончались старики в один год через месяц в 1988 году. Обоим перевалило за 90 лет. Это были истинные кормильцы, сеятели. Не раз я бывал у этих стариков и постоянно поражался их нечеловеческому терпению, жизнелюбию и неиссякаемому трудолюбию. Дед Гриша и в 70 — и в 80 лет еще косил травы на дальних угодьях, да и с медведями был на “ты”. Не раз выходил победителем в единоборстве с хозяином тайги.

Страшные нечеловеческие муки выпали на долю семьи Власовых из с. Куйтун. Староверка Анна Власова совершила побег из ссылки с грудным ребенком в голодные годы. Ребенок в дороге умер. Семь долгих бессонных суток добиралась она до Улан-Удэ, сохраняя его у груди. Затем пешком шла в Куйтун (60 верст) и там ночью придала любимое дитятко земле. Затем нужно было устроиться на работу. Без документов в Улан-Удэ ее не принимали. Тогда она уехала в Петровский завод. Там была большая нужда в рабочим руках. Подыскав работу, она сняла угол у местных жителей. Только стала поправляться, завела обнову. Красивая, ласковая умная она не могла не привлечь внимания окружающих. Хозяин дома стал заглядываться на Анну. Жена хозяина приревновала и выгнала Анну с квартиры. Подаваться некуда. Стала Анна строить немудрящую засыпушку, избенку из досок, простенки засыпала опилками. Построили, навесили дверь на крючья, занесли сундук, но кто-то решил, что в сундуке большие капиталы. Пришли ночью. Домик на отшибе, ни сеней, ни ограды. Сняли двери с крючьев. перепугали на смерть. Старшие спасают детей, кричат все. Воры взломали ящик, забрали вещи получше и ушли, оставив семью в слезах и страхе. Правда, Анна вскоре успокоилась и сказала: “Слава богу, что никого не тронули, а тряпки — дело наживное”.

Мы привели только некоторые факты из жизни и судеб нескольких семей, пострадавших от сталинских репрессий, а их были тысячи, десятки тысяч только в семейских селах. Раскулачивание нанесло основной удар по народно-бытовой культуре села. Семьи репрессированных были насильственно разъединены. Главы семей или целые семьи были отправлены в Красноярский край (в Нарым), в Якутию, на БАМ, которая частично строилась уже с 1932 года и т. д. Прервалась связь времен, нарушились родственные связи. Деревня в ужасе затихла. Забирали неожиданно. Врагами народа становились лучшие люди села, его самые светлые головы и самые работящие руки. Смолкли старинные песни, исчезли обряды, народные игры, запрещены старые праздники, составляющие основу земледельческого календаря. Возникли и зазвучали новые песни, явно уступающие старым по красоте мелодий, содержанию и художественным достоинством.

На культуру села влияли различные силы. С одной стороны наблюдаем планомерное разрушение всех старых устоев, трудовых традиций, крестьянского лада, обычаев, обрядов, религиозных верований и пр. Параллельно насаждается административно-тоталитарный волевой стиль руководства снизу доверху, вернее, сверху до низу, непомерно разрастается бюрократия (эту систему народ закрепил в формуле: без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек). Идет полное порабощение воли колхозника. Искусственно возвышается достоинство и героизм единиц.

Но социалистические преобразования коснулись грамотности населения. Все дети были охвачены учебой, для взрослых был введен ликбез для ликвидации безграмотности старшего поколения. Но не просто было в селе мужчин и женщин, обремененных семьями и загруженных работой, усадить за парты. Условия труда для этого не были подходящими. К сожалению рост грамотности не закреплял нравственных устоев: наиболее хитрые и знающие люди, утратившие совесть и достоинства врастали в аппарат управления и отрывались от народа. Система управления, созданная “вождем всех народов”, от Москвы до самых до окраин набросила сети на любые волеизъявления народа.

Полное порабощение прав и воли колхозника управленца всех рангов было одной из причин бегства крестьян из села. Оставаться вечно обездоленным поденщиком у ретивых надсмотрщиков и распорядителей благ самостоятельный человек не хотел и при первой возможности срывался с насиженного места, уходил искать лучшей доли, уходил туда, где лучше, помятуя старую русскую пословицу: “Рыба ищет, где глубже, человек — где лучше” Выезжали из села целые семьи, не оставалась в селе молодежи не возвращались к родным очагам отслужившие срок военной службы солдаты. Уезжало будущее деревни, оставляя ее на стареющее, отживающее свой век поколение. Все это отрицательно сказывалось на культуре села, на ее благосостоянии. Сельское хозяйство держалось на безвестных героях, на тех тружениках, которые не мыслили своей жизни вне села. Они продолжали кормить страну, получая при этом самую низкую зарплату, обездоленные в социальном и культурном плане.

Несомненно, раскрестьяниванию способствовали ряд факторов не только раскулачивание, но и строительство промышленных предприятий, рост городов. Вчерашний земледелец становился горожанином, и процесс этот был настолько стремительным и резким что некогда было опомниться, прихватить в новую жизнь устоявшиеся нормы и формы поведения, культуры, житейского опыта. Корни народной духовной культуры, нравственности, этики и эстетики были подрублены; образовалась ниша, которую заполняли не всегда доброкачественным материалом. Бурно разрасталась сорная трава, истинно культурные растения в ней глохли и хирели. Официальные призывы и лозунги о повышении культуры били мимо цели. но и в этом одичании вырастали отдельные плодоносящие деревья, сохранялись отдельные оазисы подлинной культуры. Жизнь очень противоречива. И в худшее время появляются лучшие плоды.

Бескультурье — основная разрушительная сила общества. Общество, предавшее забвению родную культуру, пустившее ее на самотек, и подрывшее ее корни, незамедлительно будет наказано различными проявлениями бездуховности, аморализма, всеобщей апатии, безразличием, аморфностью поведения и другими катаклизмами (пьянство, разврат всех слоев, наркомания, коррупция, мафия, безверие, бесхозяйственность, безответственность)… В известной мере многое из этого мы пожинаем теперь, разрушив до основанья всю прежнюю культуру, созданную гением народа за прошедшие тысячелетия.

Установленная Сталиным система устраивала только тех, кто оказывался в аппарате управления или же получал не по заслугам. Истинный труженик постоянно оказывался в убытке, в проигрыше. Произведенную им продукцию забирали за бесценок. Какая могла заинтересованность в увеличении продукции? С колхозов и колхозников драли 3 шкуры. Так в 60-е годы закупочные цены на продукты сельского хозяйства были настолько низки, что колхозы от реализации их получали копейки. Закупочная цена центнера молока, установленная государством, равнялась 16 рублям, а в колхозе им. Ленина, что в Большом Куналее, себестоимость молока была равна 21 рублю. Словом, производить молоко было убыточно для колхоза и накладно для колхозников15. Но цены не повышали, а из колхозов продукции требовали все больше и больше. Люди работали на износ и задаром. Несомненно, это одна из основных причин оттока сельского населения в города, в леспромхозы, на госпредприятия.

Город в неоплатном долгу перед колхозным селом, колхозник должен быть уравнен с горожанином во всех правах. Он должен жить не хуже горожанина. Но этого не случиться, пока земледелец не станет полным хозяином на земле. А для этого нужно снять административную узду с крестьянина, раскрепостить его, дав ему землю и волю, избавить его от управленцев всех рангов. Он быстро накормит страну, насытит ее необходимыми продуктами. Тогда России не нужно будет покупать хлеб из-за рубежа. Вряд ли это произойдет, если над ними будет стоять целая армада управленцев с инструкциями и указаниями и отбирающая за бесценок произведенную им продукцию?

России нужны разнообразные формы хозяйствования: аренда, семейный подряд, фермерство и цивилизованное кооперирование. Эти новые формы должны возникнуть на основе убыточных, сидящих на дотации государства колхозов и госхозов. Раскрепощенный труд крестьянина, но не наемного работника, сидящего на зарплате у управленцев агропрома, может быть выработает со временем иные рациональные формы ведения хозяйства, когда при минимальных затратах человеческого труда, будет функционировать рентабельное высокопродуктивное хозяйство. Конечно, новое будет внедряться не без труда. Сторонники административно-командного руководства еще сильны. Они всеми мерами и уловками будут гасить инициативу передовых колхозников, арендаторов и фермеров и тормозить развитие производственных отношений, при которых их указания никому не нужны. Хозяином станет сам производитель благ, а хозяин умеет считать копейку и тунеядцев, и дармоедов не потерпит.

Словом, в селах происходят разительные перемены к лучшему. Хорошо будет, если они пойдут без надрыва, без обмана, с достаточной оплатой сельчанам за произведенную продукцию со стороны государства.

 

 

1. Шильдяшов И. М. Религия в Сибири и атеистическое воспитание. — Новосибирск. 1982. — С. 53, 72. Учет старообрядцев — дело сложное. Я не уверен в верности данных, на которые ссылаюсь.

2. Там же. — С. 53. Обзор Забайкальской области за 1896 г. — Чита, 1897. — С. 18.

3. Чебоксаров Н. Н., Чебоксарова И. А. Народы, расы, культуры. — М., Наука, 1985. — С. 22.

4. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 4. — С. 350.

5. Паршин В. Поездка в Забайкальский край. — СПб., 1844. — С. 34—35.

6. Залкинд Е. М. Иностранные путешественники о Бурятии. В кн.: “Исследования и материалы по истории Бурятии”. — Улан-Удэ, 1973. — С. 149. Труды БИОН Бф СО АН СССР. — Вып. 20.

7. Серебренников И. И. Инородцы Восточной Сибири, их состав и занятия. (Статистический очерк). — “Известия ВСОРГО”, 1914. — Т. 43. — С. 136.

8. Клибанов А. И. Сектантство в прошлом и настоящем. — М., 1973. — С. 72.

9. Там же. — С. 52.

10. Селищев А. М. Забайкальские старообрядцы. Семейские. — Иркутск, 1920. — С. 14; Полова А. М. Семейские (Забайкальские старообрядцы). — Верхнеудинск, 1928. — С. 25.

11. Данные за 1919 год взяты из книги Селищева А. М. “Забайкальские старообрядцы”, стр. 5. Данные о населении Б. Куналея приведены за 1965 г., Бичуры — за 1967 г. О Тарбагатае, Десятниково и Бурнашево цифры взяты из архива Тарбагатайского сельсовета тех лет.

12. Калиновка была основана в 1927 году выходцами из Б. Куналея.

13. Архив Тарбагатайского сельсовета Улан-Удинского района Бур. АССР тех лет.

14. Данные взяты из архива Бичурского сельсовета Бур. АССР за 1967 г. Позже сахарный завод как малорентабельный, имеющий сырье для переработки всего на 3 месяца, был переоборудован в швейную фабрику. Сотни бичурянок получили круглогодовую работу.

15. Архив колхоза им. Ленина Тарбагатайского р-на Бур. АССР.

[/et_pb_text] [/et_pb_column] [/et_pb_row] [/et_pb_section]
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8

Оставить комментарий