Болонев Ф.Ф. Старообрядцы Забайкалья в ХVIII-XX вв

от | Апр 21, 2018 | Книги, Семейские | Нет комментариев

ТАБАКУРИТЬ И БРАЖНИЧАТЬ ВОСПРЕЩАЛОСЬ

Различные способы самосохранения присущи каждому народу Эта необходимость породила народную медицину, до сих пор недостаточно изученную область народно-бытовой культуры, вызвала к жизни поэтические заклинания, всевозможные рациональные запреты и заповеди, обычаи и обряды, направленные непосредственно на охрану здоровья и благополучия людей.

Забота о здоровье человека была, есть и будет первейшей заботой любого общества. Здоровье дороже всего. Это нашло выражение в том, что при встрече человека ему прежде всего желают доброго здоровья: здорово, здравствуй, здоровеньки булы… Подобные приветствия выстраданы человечеством в течение тысячелетий. Их ритуал обязателен для всех возрастов. Благопожелания, обрядовые песни, заговоры, приветствия и другие поэтические средства играли свою положительную роль в общественной жизни. Фольклор разных народов отразил в чеканных формулах словесного искусства народное восприятие и понимание необходимого состояния физического, духовного и социального благополучия, то есть здоровья. В русском фольклоре заповедано: здоровье — всему голова; здоровью цены нет; силушка по жилушкам огнем бежит; здоров будешь, все добудешь; не надо пять коров, только б сам был здоров. Даже в более позднем создании — частушке провозглашалось: молоко, молоко, молоко коровье, не смотри на красоту — спрашивай здоровье. Так народ оценивал это богатство и наставлял молодежь.

Прекрасно осознавая ценность здоровья в крестьянской жизни, старообрядцы Забайкалья всеми доступными им способами старались укрепить его. Тема охраны здоровья в крестьянской среде, тем более в старообрядческой заслуживает пристального внимания исследователей. Эта часть русского населения не признавала официальной научной медицины вплоть до установления Советской власти, но прирост населения среди староверов Забайкалья был выше естественного прироста всех остальных групп населения в отдельные годы в пять раз. Семейские женщины рожали от 10 до 24 детей1. Из-за непризнания светской медицины у староверов была очень высока детская смертность2. Только от оспы умирало в отдельные годы половина родившихся детей. Оставшаяся часть вырастала крепкой, сильной, здоровой. Об этом писали многие авторы, хорошо знавшие семейских. Так, исправник В. В. Глуховцев, 20 лет служивший в Забайкалье, автор нескольких статей о жизни и быте старообрядческого населения, заслуживший у семейских нелестную репутацию притеснителя староверов, писал: “О физическом же развитии женщин и девушек можно судить по той легкости, с какой они носят пятипудовые кули с мукой и молотят наравне с любым мужчиной.

В здоровом теле — здоровый дух. Ни на ком не оправдывается эта пословица более, как на наших семейских”3.

Другой автор вторит: “О здоровом сложении старообрядцев можно заключить из того, что скушав несколько кусков свиного сала они выпивают ковш холодной воды или кваса и с ними не бывает курьезных последствий”4.

О здоровье забайкальских староверов хорошо отзывались и декабристы. А. Е. Розен о семейских писал: “…народ сильный и здоровый. Они поддерживают свою крепость, свое здоровье прилежным трудом и здоровою пищей”.5 Он также констатирует, что “они не употребляют ни табаку, ни чаю, ни вина, ни лекарств, все это почитают за грех”6. Относительно приема лекарств старообрядцами необходимо уточнить. Они не принимали снадобья, рекомендованные официальной медициной, а средства народного врачевания были у них в большом употреблении. По этому поводу профессор Н. Ф. Высоцкий писал: “Старообрядцы лечатся исключительно растительными средствами; по их понятиям, травы и коренья указаны нам самим богом, а лекарства металлические, аптечные, обработанные аптекарями-немцами, поганы; принимать их грешно, ибо они выдуманы людьми”7.

В начале XX века исследователь Г.М.Осокин тоже отметил: “..Ведя более правильную жизнь, не злоупотребляя вином, табаком, распутством, семейские дали краю крепкий, здоровый, сильный и красивый тип населения”8.

Итак, постоянный размеренный труд, здоровая пища, правильная жизнь, отсутствие вредных привычек — вот основа здоровья семейских. Но проникновение буржуазных отношений в старообрядческую деревню, постепенное разрушение бывших патриархальных устоев в крестьянских семьях, не могло не повлиять на крепость староверческих запретов. В связи с этим возникает вопрос. Каким образом общины старообрядцев сохраняли свои заповеди и запреты, выдержку и моральную стойкость в борьбе с негативными гениями, которые разными путями вторгались в старообрядческие гнезда? Рост численности населения, привел к малоземелью, и Надельной земли на душу населения в больших многолюдных староверческих селах приходилось мало. Получают развитие отходи промыслы, ремесла. В села нахлынули торговцы разных мастей.

Дополнительные заработки, вызванные отхожими промыслами работа на золотых приисках, на строительстве железной дороги создали хорошую питательную среду для торговцев и ростовщиков. Заработанные крестьянами деньги они умело выкачивали из карманов. В селах растет число мануфактурных лавок, питейных заведений. В связи с этим небезынтересно проследить, как в русских (семейских) селениях плодятся кабаки. Наглядную картину этот явления нам помогут раскрыть архивные данные, обнаруженные нами в различных архивохранилищах страны, и материалы исследователей и путешественников, опубликованные в старой периодической печати, а также наши полевые сборы.

В 1835 году в Тарбагатайской волости, состоящей из тринадцати селений было всего три питейных дома. Они располагались в самых крупных селах: в Тарбагатайской слободе, Куйтуне и Куналее. Причем в двух первых населенных пунктах значительную прослойку составляли крестьяне-сибиряки и карымы, бывшие ясачные перешедшие в класс земледельцев и прошедшие значительную метизацию с русскими старожилами. Только в Куналее проживали в основном старообрядцы. В тот год пуд ржаной муки стоил от 1 рубля 80 коп. до 2 рублей 30 коп. Ведро простого вина оценивалось 10 рублями. Земледельцу за месяц работы платили тоже 10—11 рублей. “Чаю, табаку, лутчих виноградных вин в продаже не имелось”,9 — говорится в документе. Но уже примерно через тридцать лет обстановка круто меняется. В Тарбагатайской волости — житнице Верхнеудинска, в 1866—1867 годах купцом И. Ф. Голдобиным устраивается винокуренный завод10. В 1867 году в Мухоршибирской волости Н. В. Паршин насчитал 26 питейных заведений, а в Куналейской т. е. Бичурской — 10 и винный завод, строящейся при устье речки Бичуры . В Урлукской волости действовало 60 питейных заведений. Только в Урлуке и в смежном Баян Былыкском появилось 11 питейных заведений12.

Чем же вызвано такое обилие кабаков, появившихся в старожильческих и старообрядческих селениях во второй половине XIX века в Забайкалье? Хотя известно, что в Забайкальской и Якутской областях потребление вина сельским населением было самым низким в Сибири. В 1904—1908 гг. сельское население Сибири потребляло в среднем 0,64 ведра на одну душу, то есть на 42% более против среднего уровня для России вообще. В Забайкальской области потреблялось на душу 0,41 ведра. Это на 9% менее средней для всего государства13. Отметим еще один фактор — потребление вина в Забайкалье резко усилилось в связи с непопулярной в народе русско-японской войной 1904—1905 гг14. С среднем сибиряк пропивал в год на 2 слишком рубля больше, чем его российский собрат. Причем городское население выпивало в 3,5 раза больше, чем деревенское15.

Меньшее потребление вина в Забайкалье можно объяснить и тем, что существенную часть населения составляли староверы, у которых пить вино запрещалось, но развитие золотопромышленности в крае и вообще в Восточной Сибири повлекло за собой в летнее время отток населения из сельской местности, у которого появились невиданные до этого деньги, заработанные на приисках, на железной дороге, извозом, ямщиной (впрочем ямщиной крестьяне занимались и зимой). С пуском винокуренных заводов легче стало сбывать хлеб, иногда за сданный на завод хлеб предприниматели платили натурой, то есть спиртом.

Газета “Сибирь”, № 5 за 1882 г. писала: “В нынешний год в Мухоршибирской волости нанято рабочих людей для приисков Зейской К° Сабашникова – 155, ононской К° – 170, бр. Бутиных – 180 и для приисков разных К° – 100, всего 780 человек, которым выдано в задаток… по 115-ти рублей, т. е. 89700. Следовательно, наем рабочих людей приносит каждогодно около 100 000 одной Мухоршибирской волости. Спрашивается, куда расходуется такая масса денег? Одна треть этих денег поступает в уплату податей, на различные общественные повинности и на пополнение экономических хлебных магазинов; другая треть попадает в кабаки, и из последней трети получаемого задатка более половины остается у торгующих в Мухоршибири купцов, и только половина последней трети идет собственно на домашние крестьянские расходы”. Далее автор с горечью пишет, что “с уходом рабочего на прииски, пашня его остается не обработанной, и хлеб он должен покупать… Земледелие падает, торговля в застое, а край во всем терпит дороговизну! Цветут только золотопромышленные компании да кабаки. Вдвое цветет тот, кто золотопромышленник и кабатчик вместе…” 16

Не безынтересна информация о том, как вели себя семейские, завербованные на добычу золота. Вот что читаем об этом в одной из книг, посвященной золотым промыслам. “В Амурской Газете № 20 (стр. 763) напечатано: на прошлой неделе отправилась большая партия (около 600 ч.) приисковых рабочих на прииски Амгунской золотой К°. Все они крестьяне Верхнеудинского округа из “семейских”. При найме получили от 45 до 60 руб. на человека. Есть между ними и семейные, но таких очень мало. Может быть потому, что это “семейские”, между ними почти не заметно было обычного среди приискателей разгула, из всей массы нашлась небольшая группа человек в 5—6, которые сидели на берегу около пристани и распивали “очищенную”. И какой это здоровый народ (К. П. Чаплеевский. Тайга и золото. СПб., 1899, С. 90).

Прирост населения, недостаток земельных угодий толкали семейских на поиски дополнительного заработка. Этим умело пользовались золотопромышленники. Они прекрасно учитывали здоровый образ жизни и физическую и духовную крепость крестьян-староверов и при найме на золотые прииски отдавали предпочтем именно семейским. Ибо здоровый семейский мужик на приисковых работах трудился один за троих.

Работа на приисках пагубно отражалась на физическом и духовном здоровье народа. Об этом писали все исследователи. Так Ю. Талько-Грынцевич отмечал: “Уход на золотые прииски — дело не благородное. Ибо оттуда молодые приносят страсть к водке, табаку, картам и сквернословию, которые считались грехом.” 18 Естественно, среди владельцев золотых приисков и питейных заведений не было “обувателей”, зато было много разувателей обирателей, разорителей. Корчемное дело ставится на широкую ногу. Кабаки проникают и в семейские села. Но народ не дремлет и всячески борется с этим злом. Отношение русского населения Забайкалья к водке было однозначным. Водка — это зло. А со всяким злом нужна энергичная борьба. И люди боролись за трезвый здоровый образ жизни всеми способами. Активно в это благородное дело включался фольклор, действовали рациональные запреты, религиозно-нравственная назидательность. Народная мудрость наставляла: кто вино любит, тот себя губит; меньше пить, дольше жить; с вином поводишься — нагишом находишься; пьяный храбрится, а проспится — свиньи боится; у него совесть в бутылке задохнулась19 и т. п.

Большое распространение имели апокрифические сочинения религиозно-нравственного содержания, которые часто ходили в рукописях, особенно среди старообрядцев. А. М. Селищев приводит в своей книге о семейских один такой апокриф “О хмельном питии, от чего уставися горелное вино душепагубное. Братие, послушайте сего благовестия и разумейте, что хмельное питие от беса сотворено на пагубу душам православным християном и на вечную муку”. В нем говорится, как сатана, чтобы противодействовать распространению христианства послал на землю пьяного беса, а этот бес нарвал на горе травы (на полях замечено: “хмелю”), коей была прельщена Ноева жена, и показал одному человеку, как варить хмельное питие. Сварил человек хмельное питие и отослал царю. Царю понравилось оно и чрез него распространилось в народе. “И разнесе то пьяное питие в Цыцарию и в Литву и по всем царствам и странам. Потом на кончину века сего и к нам прииде в русскую страну на погибель душам християнским и на вечную муку. И потом прииде в русскую страну злая брань матерная на осквернение земли и воздуху и всей твари. И затем в русскую страну антихристово питие сухая табака, в ней же наипаче человецы повредишася…”20.

Курение табака в старообрядческом обществе всячески преследовалось и пресекалось. “Кто из православных христиан дерзнети пити табак, да будет проклят”. С табакуром “не молиться, не есть, не пить, ибо он предался в руки бесов мрачных. Когда умрет, то гроба ему не давати, но бросить в яму или овраг на съедение зверям”.

В обиходе крестьян-старообрядцев нередко употреблялись и выражения: “Кто курит табаки, тот хуже собаки”, „кто курит, тот бога от себя турит”.

Словом, пропаганда против пьянства и курения велась всеми доступными крестьянам способами. В этом плане интерес представляет устрашающая выдержка, направленная против табакокурения, извлеченная из весьма распространенной среди староверов книги “Цветник”: “Аще который человек начнет держати сию бесовскую и богом ненавидимую и святыми отцы отреченную смердящую траву табак и употреблять какими либо действиями: то у того человека мозг во главе его укрушит и вместо мозга внидет в главу его та смердящая воня, изгубит в нем мозг его и начнет тако пребывати неточию (не только) в единой главе, но и во всех костях его, и вместо мозга в голове его будет зола”.

Когда религиозно-этические и рациональные запреты не действовали, то прибегали крестьяне-общинники к крутым мерам общественного воздействия. Конечно, это были вынужденные формы воспитания или даже принуждения, дабы уберечь общину, сельское общество от пагубного увлечения водкой и табаком, от распространения винопития и табакокурения, а также с целью предотвратить разрушение нравственных устоев общества. Не случайно, старообрядческие книжники в Забайкалье писали: “Блудник, пьяница и ленивый на единой колеснице”. Эти пороки осуждались не только внутри общины староверов, но и у соседнего населения. Осуждение семейскими лени и пьянства у сибиряков зафиксировали А. Е. Розен и известный этнограф С. В. Максимов. Последний писал: “Сибирским народом недовольны как бичурские семейские так и мухоршибирские… Хозяйство у них — второе дело. У нас молодняк до 20 лет водки не смеет пить, а у тех (сибиряков — Ф. Б.) ему и в этом воля. Казаки же народ совсем гиблой и не домовитой”21.

Как видим, молодым людям у старообрядцев Забайкалья запрещалось пить вино до 20 лет. Обычно молодой человек пригублял рюмку водки или вина в первый раз только в день свадьбы. Женщины, как правило, не пили горячительные напитки в течение всей жизни. Поэтому даже в 50—55 лет семейские женщины глядели довольно моложаво, лет на 10—12 моложе своего возраста.

Этому способствовали здоровый труд, без надсады, равномерно распределенный между всеми членами семьи, здоровая пища, согласованность супругов во всех делах, отсутствие вредных привычек, и естественная нормальная физиологическая жизнь без перерыва беременности, без вмешательства повитух.

К мерам общественного воздействия отнесем всеобщее осуждение опустившегося человека, церковное проклятие, опойц не хоронили на общем кладбище, в пьющую семью не выдавали дочерей’ замуж.

Неподдающиеся исправлению алкоголики (а их в ином селе было 2—3 человека) служили объектом для всенародного осуждение и порицания, являлись наглядным отрицательным примером. Обычно крестьяне, указывая на него, внушали молодым: “Сгиб-пропал человек, а мог быть хорошим хозяином: руки-то у него золотые а рот говенный. Нет того молодца, который поборол бы винца”

Выпивох при таком отношении было мало или даже в больших селах не было совсем. Если все перечисленные способы воздействия не оказывали на пьющего должного влияния, то прибегали к весьма старинному исправительному средству. У волостного правления устанавливали столб, к нему привязывали на некоторое время (на день, на три), смотря по провинности человека по какой-либо причине пристрастившегося к выпивке. Каждый прохожий осуждал, бранил, ругал бедолагу. Некоторые старушки даже плевали на пьяницу. Эта средневековая мера — выставлять человека на всеобщий позор была, конечно, вынужденным, но эффективным профилактическим средством. Повторно на такой позор мог пойти только совершенно опустившийся или неизлечимо больной человек. Позорный столб — мера крайняя. В основном староверы старались воспитывать человека высоко убежденного в полезности существующих запретов, развитого умственно и нравственно. Для этого они предпринимали очень тонкие способы воздействия на человека, на его психику, на его ум, на его эмоциональное восприятие, на его чувства. Такие меры напоминают одно из высказываний А. И. Герцена в “Былое и думах”. Он писал: “Вино оглушает человека, дает возможность забыться, искусственно веселит, раздражает; это оглушение и раздражение тем больше нравятся, чем меньше человек развит и чем больше сведен на узкую, пустую жизнь”. Степень развития старообрядцев не была низкой. Высокий уровень их интеллектуальной жизни отмечают большинство исследователей их культуры и быта.

Даже материальные соблазны и выгоды не могли поколебать их преданности своим заветам и обычаям. Так, они терпели земельную нужду, но не вступали в состав более богатого общества, в котором не запрещалось курение табака. Так, в начале XX века семейские крестьяне селения Ново-Павловское не вошли в состав Тянгинского, населенного украинцами и переселенцами, любителями табака. Последние имели богатые земельные наделы, и семейские могли бы за их счет получить дополнительные земельные участки. Курить — грех, с табакурами общаться — тоже грех. Исследователь А.Добромыслов в 1925 году писал: “Дети иногда женатые стесняются курить при стариках. Даже староверы, принявшие единоверие и православного попа, не признавали его, если он курил табак (чертово зелье). По селу Аленгую священник ходил с крестом в один из праздников, заставляя жителей целовать крест. Одна из старух сказала: “Из рук твоих, берущих табак, крест целовать не буду”. Священник вынужден был положить крест на цепь и только тогда старуха поцеловала этот крест”22.

Газета “Забайкалье”, № 63 за 1902 год приводит тоже яркий пример противодействия староверов проникновению кабаков в их села. “Село Большой Куналей — жители в нем — народ зажиточный — семейские. С 1 января хотели открыть питейное заведение, но против этого восстали старики-наставники, уверяя односельчан, что они таким путем попадутся в лапы сатаны, и за такое деяние будет божья гроза, крестьяне отказали от открытия общественного кабака. Один из верхнеудинских виноторговцев предлагал куналейцам 1000 рублей за приговор в его пользу, но куналейцы и этого не хотели…”

В августе 1914 года сельский сход этого же села в целях борьбы с пьянством постановил зарыть в селе казенную винную лавку. В документе говорится: “Должностным лицам волостного и сельского управления поручается строго следить за тайной продажей вина и на виновных составлять протоколы и наказывать”. Протокол подписали 568 домохозяев23 .

Таковы некоторые интересные материалы о способах охраны здоровья, о методах и средствах борьбы против пьянства и курения табака, которыми пользовались русские крестьяне — старообрядцы Забайкалья на протяжении XIX и в начале XX века. В их действиях проявлялся не только инстинкт самосохранения, но твердое осознание пагубности пьянства на людей. Накопленный народом опыт борьбы с негативными развращающими явлениями в русском обществе, несомненно может быть ценен и в наше время, когда борьба с пьянством принимает всенародный характер. Думается, что общество, находящееся на более высокой ступени своего развития и культуры не может игнорировать рациональные крупицы народного опыта.

 

1. Талько-Грынцевич Ю. Д. Семейские (старообрядцы) Забайкалья. Протоколы Троицкосавско-Кяхтинского отделения Приамурского отдела РГО. — Кяхта, 1894. — № 2. — С. 24.

2. Там же. — С. 22, 24.

3. Глуховцев В. В. Семейские (из личных наблюдений бичурца). — Восточное обозрение, 1901. — № 17.

4. Паршин Н. В. От Верхнеудинска до Урлука. “Иркутские губ. ведомости”, 1867. — № 29.

5. Розен А. Е. Записки декабриста. — Иркутск, 1984. — С. 253.

6. Там же. — С. 252.

7. Высоцкий Н. ф. Народная медицина — М., 1911. — С. 114.

8. Осокин Г. М. На границе Монголии. Очерки и материалы к этнографии Юго-Западного Забайкалья. — СПб., 1906. — С. 65.

9. Центральный государственный архив (ЦГА) Бурятской АССР. — Ф. 207. — Оп. 1. — Д. 88. — Л. 32—33.

10. Иркутские губ. ведомости, 1867. — № 47.

11. Паршин Н. В Указ. раб. — Ирк. губ. ведом., 1867. — № 46.

12. Там же. — № 37.

13. Б. П. Пьяная Сибирь. Газета “Сибирь”, 1910. — № 192.

14. Там же.

15. Там же.

16. Цитирую по кн.: Мишла (М. И. Орфанов). В дали. (Из прошлого). Рассказы из вольной и невольной жизни. — М., 1883. — С. 98—99.

17. Чаплеевский К. П. Тайга и золото. СПб., 1899, С. 90.

18. Талько-Грынцевич Ю. Д. Указ. соч. — С. 25.

19. Фольклор семейских. — Улан-Удэ, 1963.

20. Селищев А. М. Забайкальские старообрядцы. Семейские. — Иркутск, 1920. — С. 34—35.

21. Максимов С. В. Сибирь и каторга. — Ч. 1. — СПб., 1987. — С. 324—325.

22. Архив Читинского областного музея. — Ф. 12. — Оп. 1. — Д. 14. — Л. 2.

23. ЦГА Бур. АССР. — Ф. 52. — Оп. 1. — Д. 6. — Л. 149.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8

Оставить комментарий